Название: "Когда мир меняется, неизменными остаются лишь даты смерти"
Авторы: Richard Hase и Река Сена
Каноны: кроссовер MCU (каноны учтены до сентября2016)/ трилогия о Тёмном рыцаре Нолана
Саммари: После событий "Гражданской войны" они встречаются на кладбище через четыре года, в годовщину смерти Марии и Говарда Старков. Энтони Эдварду Старку очень хочется спросить: "Стивен Роджерс, кто ты сейчас без маски?" И в этом они совпадают: Стив тоже хочет знать. Поэтому холодными от оттока крови пальцами Роджерс стягивает тонкое жидкокристаллическое волокно с лица.
Ворнинги: 0) corporate gen — это guilty pleasure обоих авторов, а у одного из них ещё и кинк на медицинской матчасти; 1) предпочитаем исключительно реалистичную часть MCU/ DC и смотрим канон только в той части, где нет пришельцев, ведьм, камней бесконечности и говорящих енотов. Поэтому будем считать, что ещё до описанных событий Вижн ушёл в закат постигать себя, прихватив с собой Ванду, и мы планируем дописать этот текст до того, как Стражи Галактики доберутся до Башни Старка; 2) есть много корпоративных ОМП, 3) нецензурная лексика и графическое описание гомосексуального секса.
Глава 5 — Узнавая друг друга заново— Биометрическая проверка, сэр.
Стив приложил руку к сканеру, секундой позже дверной замок щёлкнул. Дверь отъехала в сторону.
— Добро пожаловать домой, мистер Роджерс.
Стив обернулся на панель Джарвиса с внутренней стороны апартаментов. «Домой». Звучало забыто. Не неприятно. Скорее, просто никак.
Он повесил выданную в клинике куртку на вешалку; переданную с кладбища сумку, в рамках операции «прибраться тут», бросил на пол в холле. С учётом того, что он собирался в Нью-Йорк на один день, вещей в ней было совсем мало.
Днём Мария лично прилетела в клинику, чтобы встретиться с ним и передать сумку. Говорили много, долго, Стив успел отвыкнуть так много разговаривать. Это была причудливая смесь допроса и дружеского разговора за чашкой кофе. Стив быстро понял, что Хилл говорит куда меньше, чем знает. Обоснованно, он не спорил, но долгие годы работы с Наташей научили его тому же — он улыбался, дозировал информацию и не выдал разговора в вертолёте. Он мог ошибаться; стоило при возможности спросить у Старка. Или Эша. У Тони, кажется, наконец-то появился человек, которому тот доверял. Но этим человеком всё же не была Мария, и такое Стив тоже научился распознавать.
Если с Хилл Стив больше разговаривал сам, то с Марком оставалось только слушать. Это был долгий двухчасовой монолог. Марк Хэйман напомнил Стиву Говарда с его маниакальной любовью к своей работе — и к самому себе. Именно в таком порядке. Это было… знакомо. Стив помнил, как с ним разговаривали до и после эксперимента с сывороткой, сыпали терминами, обещали результат. Обезличивание объекта эксперимента, чистая наука. Марк был из таких людей. Это настораживало, и первый час Стива не отпускало ощущение совершаемой ошибки.
А затем Хэйман удивил — честно и чётко проговорил все возможные варианты, даже самые маловероятные; описал в подробностях, что будет в таких случаях предпринято; очень доступно объяснил методологию, вкратце рассказал, почему отсеял остальные возможности. «Я люблю нейробиологию, мистер Роджерс, но ещё больше я люблю хорошие результаты. Если метод не может мне их гарантировать, то он не созрел. У нас, как бы это помягче сказать, вторые и третьи попытки, конечно, есть, но работать придётся совсем с другим случаем. Динамика, ошибки меняют динамику. А я хочу работать именно с мистером Барнсом, для меня это важно, это были плодотворные три года». Стиву менее тревожно не стало, но чётко проговоренная мотивация вносила ясность.
А ещё Марк был открыт для диалога, слушал внимательно, не боялся прямых ответов. Под конец второго часа Стиву стало спокойнее. Хэйман согласился отвести его к Баки, но заметил, что стоило бы переодеться, так как в его практике пациенты с сильным стрессом плохо реагировали на вид окровавленных друзей. Стив тогда даже улыбнулся хорошей шутке, но внутренних сил оставалось критически мало.
Короткий душ, чистая одежда из сумки — и он сидел на кровати Баки. Пока его выводили из глубокого сна, Марк рассказывал, что в лучшем случае полная реабилитация займёт более шести месяцев. Ещё что-то говорил, несомненно, важное, а Стив смотрел на Баки, слушал звуки датчиков и пытался понять, что же он упускает.
Благодарность.
Кажется, он упускал благодарность. Старк говорил, что купил лучших; теперь Стив видел, что это было правдой. Условия идеальные, видеосвязь со Стивом в любой момент, открытые для него архивы. Старк не играл с ним, не играл на публику, не требовал платы. «Пока не требовал». Пока, но Стиву казалось, что и не потребует.
Впрочем, вполне мог. И Стив плохо себе представлял, как скажет «нет», даже если Тони потребует невозможного. Потому что Баки имел реальный шанс. Сейчас Стив это видел, осознавал и не мог отделаться от мысли, что должен Старку.
И это чувство никак нельзя было назвать благодарностью.
Он сжимал плечо Баки и говорил, снова много говорил — тот не мог ему отвечать — и успокаивал: тоном, взглядом, поглаживаниями по плечу. Баки успокаивался, и вместе с ним успокаивался сам Стив. В какой-то момент Марк тихо заметил, что тридцати минут для первого раза хватит, нужно вернуть Баки в сон, иначе могут быть физические последствия. Стив кивнул, продолжая рассказывать — кажется, это уже была байка с миссии — и видел, как глаза друга закрываются, веки тяжелеют, но на его лице больше нет панического испуга. Последняя капля скатилась по трубке в вену — Стив слышал её так же чётко, как голос Хэймана — и Баки уснул.
Стив встал. Шатнуло, на секунду помутнело в глазах, но Стив собрался, и нервное напряжение отпустило. Марк вёл по коридорам, показывал исследовательские отделы, а Стив видел перед глазами уставшее лицо Баки, напряжённое — Наташи, бледное от кровопотери — Старка.
День уже не казался длинным, он просто не воспринимался как один день.
И он закончился, наконец. В Башне Старка, которую он когда-то назвал «этим уродливым небоскрёбом посереди Нью-Йорка». Они приехали вместе с Эшем — под жилыми апартаментами самого Старка в небоскребе теперь пятнадцать этажей занимали апартаменты директоров и штаб-квартира «Старк Индастриз».
Эш молчал — и Стив был ему за это благодарен. Провёл через систему охраны, дал доступ к Джарвису. Дастин был вымотан не только эмоционально, как сам Стив, но и физически — Стив это понимал и лишних вопросов не задавал. Только спросил, будет ли нужен завтра. Врачи, как они уже оба знали, отказывались выпускать Старка раньше вторника.
Эш, уже развернувший рабочий ноутбук, посмотрел поверх монитора:
— Конечно, было бы идеально показать вам «О.К.О» в официальный выходной, но Энтони не одобрит. Он хотел лично, в этом есть резон. Отдыхайте, Стивен.
— Насчёт связи с…
— Протоколы Джарвиса зашифрованы, — перебил Эш. — Пользуйтесь ими. Безопасность телефонных будок не гарантирую.
Стив был слишком вымотан разговорами, чтобы пробиваться через раздражение Дастина, поэтому просто кивнул.
— Сложный день, — внезапно произнёс Эш. — Не принимайте на свой счёт.
— Понимаю.
Он понимал. Судя по всему, Эш собирался ещё работать.
За окнами стояла ночь.
Стив в полной тишине перешагнул через сумку и прошёл в центр холла. Электрическое освещение странно сочеталось с городскими огнями за панорамными окнами. Непривычно. И ещё что-то изменилось в интерьере — Стив не мог отследить, что именно — но это ощущение не покидало. Кроме того, апартаменты были убраны, вычищены до блеска — Стив был уверен, что в спальне его ждёт свежее постельное белье, а в душе — набор средств гигиены. Его ждали. Когда Стив открыл шкаф, то понял, насколько ждали: одежда — вся его размера — была рассортирована по фасону и цвету. Как сказал Старк утром — «Я же всё не так планировал»?
«Как же ты тогда планировал, Тони?»
Стив закрыл стеклянную дверцу шкафа. Собственное отражение не понравилось.
Он уже минут десять стоял под душем просто так. Не давал воли эмоциям, приводил в порядок мысли, и это работало: становилось легче, мышцы расслаблялись, появлялась уверенность, что сон починит всё остальное. Прежде всего — критическое мышление. Усталость — плохой советчик. Завтра следовало съездить к Старку. У Стива было много, очень много вопросов.
Спальня встретила темнотой и комфортной прохладой. Стив включил свет — выключатель оказался на привычном месте — и понял, что ждали его здесь не обезличено, его ждал лично Старк: к ножке кровати был приставлен щит.
Металл приятно холодил руку, тяжесть была совершенно привычной. Уникальной. «Не копия». Копии у Стива ломались за две-три миссии. Четыре года.
Стив покрутил щит в руках, осмотрел. Никакой записки, ничего совершенно. Старк просто оставил его здесь. Настолько был уверен, что он, Стив, согласится с так и не озвученным днём предложением? «Каким, Тони?».
Стив отставил щит к стене, сбросил халат, лёг. Он надеялся, что преувеличивает из-за усталости, но картинка, складывавшаяся из сегодняшнего дня, ему критически не нравилась. Лучше бы они поговорили сегодня.
Точнее, лучше бы они поговорили вместо сегодняшнего дня.
Но думать об этом уже не хотелось.
— Джарвис, на семь утра.
— Да, сэр.
Стив сам не ожидал, что обращение к программе Старка дастся так легко. И хотя в последнее время команда часто работала с голосовыми интерфейсами, всё же Стив никогда не думал, что ему в жизни доведётся произнести «Джарвис». Произнёс. Ничего не почувствовал.
«Слишком много для одного дня».
Закрывая глаза, Стив видел панораму ночного Нью-Йорка.
В противоположном окне спальни отчётливо отражался щит.
***
Старк отошёл от наркоза где-то около пяти утра — не обратил внимания на время. Медсестра предложила обезболивающее и снотворное; от второго Тони отказался. Рука болела, голова кружилась, но по сравнению со вчерашней болью сегодняшняя казалась досадной мелочью.
Тони не выспался совершенно, но адреналин подстёгивал, и усталость почти никак не ощущалась. Она придёт позже — Тони это прекрасно знал. Не сейчас. У него были в запасе сутки, может быть, больше. Потом следовало отоспаться.
Тони потребовал планшет и телефон. Обычно работа отвлекала, но сейчас письма в рабочей почте только раздражали — пусть даже Эш разобрал то, что мог. Работал большую часть ночи, не иначе. Они вообще слишком часто в последнее время жили на работе.
Принесли таблетки. Тони выпил, спросил, какие на него планы у врачей. Ответ про вторник не впечатлил, напротив, повысил градус тревожного раздражения. Тони поймал себя на том, что высказывает его вслух девочке, которая, по большому счёту, просто принесла лекарства. Заткнулся, откинулся на подушки.
Он злился. Не на постельный режим, конечно. На себя. Чёртов срыв на кладбище — почему он его себе позволил? — не выходил из головы. Он этого боялся ещё вчера: отоспится, придёт в себя, осознает. И будет мучительно больно от своего идиотизма. Так и происходило. Тони думал, где просчитался — оправдывать себя не хотелось. И понимал, что сорвался в тот момент, когда ему показалось, что Роджерс не изменился: плёл про важность своей миссии, не признавал очевидного. Сейчас Старк видел, что всё было не так, что его личное восприятие было искажено. Реальности, однако, это не меняло, и Тони злился.
К шести утра он понял, что не протянет и дня в больнице. Тони ненавидел неопределённость; ненавидел, когда чего-то не может. Например, пойти к Роджерсу и всё рассказать; показать «О.К.О»; поговорить по-человечески. Всё вышло глупо, бездарно, и совершенно не сочеталось с картинками в голове. А память раз за разом прокручивала кладбище и Стива, который вёл себя на порядок адекватнее самого Старка.
Тони вывел из вен катетеры капельниц, встал. Голова всё ещё кружилась, но больше не тошнило. Это радовало. Перебинтованная рука фиксировалась повязкой через плечо, и это можно было потерпеть, а вот нога отозвалась резкой болью в колене. Но это тоже было терпимо, тем более по сравнению с перспективами «лежать до вторника». Стоило просто поставить временный экзопротез, добраться бы только до мастерской.
Направляясь на поиски дежурного врача, Тони знал, что силой его никто в собственной клинике держать не посмеет. Но сообщить о своих планах стоило.
Через полчаса он пил вторую чашку кофе и ставил металлические платы протеза. Привычная, рутинная работа успокаивала, но не сильно. Во многом ещё и потому, чёрт побери, что это приходилось делать одной рукой.
Тони знал, что Стив был здесь, в Башне, и проснулся час назад. Начало разговора в голове никак не продумывалось — от вчерашнего спокойствия, когда он увидел Роджерса в маске и решил подыграть, не осталось и следа. Тони нервничал. Нет, не так. Тони был в тихой панике, и никак не мог понять, какого чёрта. «Ты просто боишься всё испортить». Боялся. Но неопределённость давила больше.
Тони допил кофе одним глотком и направился к служебному лифту. Нога почти не болела.
Звонить было глупо, стоять и сомневаться под дверью — ещё глупее. Тони точно знал, что Стив не спит. Он постучал, приложил свою ладонь к сканеру и, подождав секунду, вошёл.
Роджерс, сидевший с ноутбуком и кофе на диване, удивлённо вскинул голову. Отставил кружку, напрягся. Тони тут же окинул взглядом комнату, и взгляд цеплялся за детали: тёмный город на фоне, грязная посуда в раковине — успел позавтракать? — часть щита у стены спальни, приоткрытый шкаф. Стив Роджерс. Молчание затягивалось.
— Я смотрю, ты освоился. Мне обещали, что приведут комнату в порядок. Как оно?
Глупый вопрос, он понимал, но ничего умнее на языке не вертелось. Стив хлопнул крышкой ноутбука.
— Неплохо. Освоился, — он посмотрел внимательно, почти спокойно. — Почему ты не в больнице, Тони?
— Потому что там невозможно, — Тони подумал, как сформулировать поточнее, но выходила ерунда, и он сказал, как есть: — Невозможно раздражает всё. Я хочу поговорить с тобой. И хочу нормально работать, и Эшу там своей работы хватает. Мне к понедельнику нужно быть в форме. Много встреч по бюджетам, и ещё презентация Вашингтоне. Не уверен, что успею, но бездарно продалбывать тоже не…
— Тони, — Стив прервал, и он замолчал.
Действительно. Он нёс чушь. Правильную, и, что самое ироничное, правдивую, но чушь. Он же не за этим сюда пришёл.
Но выйти диалог так и не получалось. Старк прошёлся по комнате, остановился у окна, бросил взгляд на бар. Если бы тот был пуст, проблема отпала бы сама собой, но в баре нашёлся коньяк, и было трудно удержаться от четверти стакана. Стив ждал. Тони наконец сел напротив.
— Перед тем, как я начну, у тебя есть вопросы?
— Да, — Стив взял свою кружку, посмотрел в упор. — Как ты?
— Сносно, — Тони неопределённо повёл плечом. Этот ответ становился самым популярным за последние сутки. — И про вред алкоголя после сердечного приступа слушать не собираюсь.
Но Стив молчал, и Тони понял, что если не перейдёт к делу сейчас, то не перейдёт никогда.
А ведь он планировал обставить это красиво — в операционном зале, во всей красе проекта, чтобы Роджерс восхитился проделанной работой, масштабом, перспективами. Вместо этого Тони вертел в руке коньяк на утро после попытки своего убийства и понимал, что Стив вполне обоснованно может его послать. Фокуса не получилось, кролик, на самом деле, сдох задолго до выступления.
— Ты ушёл тогда, и знаешь — это смешно сейчас вспоминать — но я сидел в нашем общем холле, смотрел на пустые кресла и понимал, что я упустил куда более важное, — Тони сделал глоток.
Помолчал, отставил стакан и потер лицо руками.
— Нет, на самом деле, история длиннее. После вашего ухода… В общем, прошло месяца три. Или четыре.
Слова не подбирались. Он отчетливо помнил это ощущение пустоты, которое испытывал тогда. Пеппер ушла полугодом ранее, Роджерс, Романофф и Бартон ушли теперь. Он не мог сказать, что у него не осталось ничего — у него оставалась компания; но у него не осталось никого.
Вот только объяснить это Роджерсу словами оказалось очень сложно.
— Однажды… В общем, там были документы на столе, с кофейными разводами от чашек. Я взял один, перечитал два раза и ни черта не понял. А это был отчёт Эша о свёртывании проекта. И на нём стояла моя подпись, Стив, а я не знал ровным счётом ничего.
Тони смотрел на Роджерса и рассказывал — теперь это оказалось проще, чем он себе представлял.
Ему нужно было заполнить пустоту, оставшуюся на месте того, что ещё недавно было его жизнью. А единственным доступным исходником у него была компания.
Тони тогда обнаружил, что половина его разработки уволилась ещё пару лет назад, а те, кто остался, были совершенно безынициативны — только такие, оказывается, могли его терпеть. Эша он выцепил случайно — тот был одним из тех немногих, кто работал вопреки Старку и, как потом открыто сказал, считал его помехой для будущего компании. Неделю спустя Тони предложил ему должность операционного директора. Эш согласился. С условиями. Одно из них было весьма лаконичным — не быть мудаком. У Тони до сих пор не выходило соответствовать до конца.
Стив слушал, не перебивая. Тони поймал себя на том, что вот так, целиком, он не рассказывал это всё никому. А Роджерсу оказалось легко. Он понял, что рассказывает, как выбивал бюджеты госзаказов, но натыкался на твердолобых кретинов-чиновников. Хотя казалось бы, где Роджерс и где бюджеты… Но тот слушал, слушал внимательно, и Тони продолжал говорить.
В какой-то момент ему намекнули, что Стив Роджерс последнее время слишком активен, а Тони всё ещё не обозначил свою позицию достаточно чётко для того, чтобы передавать ему государственные заказы. Это звучало мерзко, особенно под взглядом Роджерса — оно, впрочем, и было мерзко, но Старк пережил это ещё тогда, ценой похмелья и двухнедельной головной боли, но пережил.
— Я знал, что хуже вам от моих пиар-акций не станет, а эти заказы мне действительно были нужны. Это сейчас я могу диктовать им условия и выкатывать миллиардные проекты, но тогда мы балансировали на грани, и я… — Тони задумался. — Нет, не оправдываюсь. Объясняю. Но важно не это.
Важным было то, что он действительно втянулся. Не в пиар — в операции Роджерса. Следил, изучал и в какой-то момент понял, что всё это не имеет смысла. Десять спасённых против тысячи убитых по всему миру, и проблема была не в команде Стива. В ресурсах. И спустя ещё почти год Тони понял, что видит решение. Чисто инженерное. Изящное и смертельно опасное в чужих руках. Архивы Щ.И.Т.а подтвердили, что проект можно реализовать.
Тони назвал его «О.К.О».
— Это лучшее из того, что я создал. Мы создали. Знаешь, ещё один смешной момент — работать в команде оказалось не так паршиво, как мне казалось раньше. Ты помнишь меня ещё совсем конченым эгоистом, верно? — Тони хмыкнул. Себя он таким точно помнил. — Мне говорят, я стал лучше. Не знаю. Поработаем — посмотришь. Я всё же надеюсь, что поработаем.
Тони собрался с мыслями. В рассказе про «О.К.О» нельзя было допускать ошибок.
— Мы создали систему, которая обрабатывает, хранит и анализирует терабайты данных в секунду. Самая лучшая разработка Щ.И.Т.а позволяла только собирать эти данные, худшая — находить конкретных людей по кодовым словам. Очень примитивно. Пещерный век, если честно — они настроили фильтр на слово «гидра». Я не шучу. Проект «Озарение», ты помнишь, — Стив медленно кивнул. — Наш проект может несоизмеримо больше. «О.К.О» — нейросеть, способная собирать потоковые данные со всей электроники на планете, искать связи и выдавать вполне конкретный результат. Если без технических подробностей, Стив — «О.К.О» в теперешнем варианте может предвидеть теракты до их проведения, прогнозировать количество жертв, делать приоритизацию. Осечек в релизе не было.
Тони залпом допил коньяк и замолчал. Посмотрел на Роджерса. Понял, что как-то морально выдохся. В его прекрасном, выверенном до финальной речи плане не было ничего из того, что сейчас было сказано. Потому что сейчас Тони говорил правду, а она без шлифовки всегда звучала нескладно и тяжело.
— Я помню «Озарение», — Стив подался вперёд, поставил пустую кружку на стол. Помолчал секунду, тяжело добавил: — И Альтрона.
Тони ожидал чего-то подобного. Сыпать техническими терминами не хотелось. На столе лежал оставленный Роджерсу планшет, которым тот, конечно, не воспользовался. Тони взял его в руки, открыл нужный файл.
— Нейросеть не имеет личности, это просто программный код, Стив. Я восстановил Джарвиса, да, но он не интегрирован с «О.К.О». За проектом стоят люди. Смотри, — Тони спроецировал слайд с планшета. — Это алгоритм приоритизации и его сбои на протяжении двух лет. Но мы видим эти сбои. «О.К.О» не принимает решения, оно лишь отображает информацию, конечное решение — наше. Это просто очень большое информационное табло.
— Чем оно принципиально отличается от Альтрона? Или с Альтроном случился сбой?
Стив не понимал. Тони покрутил в руках стакан, снова потёр ладонями лицо. Это было чертовски трудно объяснить человеку без технической базы, а он, оказывается, совершенно отвык это делать.
— Я хотел, чтобы Альтрон сам принимал решения. Масштабная плохо формализованная задача, огромные массивы данных, необходимо учитывать множество изменяющихся переменных и реагировать на них… Ну, знаешь, — Тони не знал, как подобрать слова, — искусственный интеллект, это казалось очевидным решением. И очень заманчивым. Придётся сказать прямо, да? — Старку было смешно от себя прошлого и больно от собственных ошибок. Наступать на горло эго, признавать ошибки — всегда больно. — В Альтроне не было сбоя. Он был так написан.
Стив напряжённо молчал, думал, смотрел прямо в глаза.
— Почему «О.К.О» однажды не начнёт принимать решения?
— Стив, — внутреннее напряжение не отпускало. — Оно не сможет. Технически — никак. Тостер не может принимать решения, а по сравнению с Альтроном «О.К.О.» реализовано на уровне тостера. Намеренно. Данные на вход — данные на выход. Ничего больше. Тебе придётся мне поверить. Или я запру тебя в этой комнате с теорией машинного обучения и исходниками «О.К.О», — Тони выпустил пар, хмыкнул, прикрыл глаза на секунду, тихо добавил: — А потом ты втянешься, найму консультантом, забавная выйдет история.
Роджерс встал, подошёл к окну. До рассвета было несколько часов, и комната отражалась в панорамных окнах. Стив стоял спиной, но Старк видел отражение его лица. «А ведь ты устал, Кэп».
Ему позвонили. Это был Роберт, Тони отвлёкся на мгновение, чтобы написать вежливое сообщение с извинениями.
— Ты хочешь моего участия в проекте? — наконец спросил Роджерс, оборачиваясь.
— Если вкратце, то да.
— Нет, — Стив покачал головой.
Секунда молчания была для Тони очень долгой.
— Никаких вкратце. Расскажешь всё.
Тони кивнул. Стив ощущался очень рабочим, и это было лучшее, на что Тони мог рассчитывать.
Да, в его прекрасном, замечательном и утопичном плане Роджерс уже благодарно кивал и связывался с командой. Но в реальности было утро после паршивой ночи, дико болела рука, тошнило, и Стив — совершенно освоившийся в реалиях нового мира Стив — не спешил принимать решение.
— Хорошо. Пойдём, — Тони встал, колено отозвалось болью. — На живых примерах получится лучше.
Стив молча оттолкнулся от окна, и Тони понял, чего ему так критически не хватало — диалога. Любого. Стив больше не спорил, не бросался громкими обвинениями, не декларировал бойскаутские ценности. Роджерс слушал и задавал наводящие вопросы в паузах, не делая никаких — в особенности, поспешных — выводов. Это оказалось таким сильным контрастом с прошлым опытом, что Тони удивился.
И ни на йоту не успокоился. Потому что такого Стива он не знал. И возможные варианты будущего, основанные на ставшем совершенно бесполезном плане, рухнули окончательно.
Тони вышел в коридор, зная, что Стив последует за ним.
Молча. Пока — молча.
Авторы: Richard Hase и Река Сена
Каноны: кроссовер MCU (каноны учтены до сентября2016)/ трилогия о Тёмном рыцаре Нолана
Саммари: После событий "Гражданской войны" они встречаются на кладбище через четыре года, в годовщину смерти Марии и Говарда Старков. Энтони Эдварду Старку очень хочется спросить: "Стивен Роджерс, кто ты сейчас без маски?" И в этом они совпадают: Стив тоже хочет знать. Поэтому холодными от оттока крови пальцами Роджерс стягивает тонкое жидкокристаллическое волокно с лица.
Ворнинги: 0) corporate gen — это guilty pleasure обоих авторов, а у одного из них ещё и кинк на медицинской матчасти; 1) предпочитаем исключительно реалистичную часть MCU/ DC и смотрим канон только в той части, где нет пришельцев, ведьм, камней бесконечности и говорящих енотов. Поэтому будем считать, что ещё до описанных событий Вижн ушёл в закат постигать себя, прихватив с собой Ванду, и мы планируем дописать этот текст до того, как Стражи Галактики доберутся до Башни Старка; 2) есть много корпоративных ОМП, 3) нецензурная лексика и графическое описание гомосексуального секса.
Глава 5 — Узнавая друг друга заново— Биометрическая проверка, сэр.
Стив приложил руку к сканеру, секундой позже дверной замок щёлкнул. Дверь отъехала в сторону.
— Добро пожаловать домой, мистер Роджерс.
Стив обернулся на панель Джарвиса с внутренней стороны апартаментов. «Домой». Звучало забыто. Не неприятно. Скорее, просто никак.
Он повесил выданную в клинике куртку на вешалку; переданную с кладбища сумку, в рамках операции «прибраться тут», бросил на пол в холле. С учётом того, что он собирался в Нью-Йорк на один день, вещей в ней было совсем мало.
Днём Мария лично прилетела в клинику, чтобы встретиться с ним и передать сумку. Говорили много, долго, Стив успел отвыкнуть так много разговаривать. Это была причудливая смесь допроса и дружеского разговора за чашкой кофе. Стив быстро понял, что Хилл говорит куда меньше, чем знает. Обоснованно, он не спорил, но долгие годы работы с Наташей научили его тому же — он улыбался, дозировал информацию и не выдал разговора в вертолёте. Он мог ошибаться; стоило при возможности спросить у Старка. Или Эша. У Тони, кажется, наконец-то появился человек, которому тот доверял. Но этим человеком всё же не была Мария, и такое Стив тоже научился распознавать.
Если с Хилл Стив больше разговаривал сам, то с Марком оставалось только слушать. Это был долгий двухчасовой монолог. Марк Хэйман напомнил Стиву Говарда с его маниакальной любовью к своей работе — и к самому себе. Именно в таком порядке. Это было… знакомо. Стив помнил, как с ним разговаривали до и после эксперимента с сывороткой, сыпали терминами, обещали результат. Обезличивание объекта эксперимента, чистая наука. Марк был из таких людей. Это настораживало, и первый час Стива не отпускало ощущение совершаемой ошибки.
А затем Хэйман удивил — честно и чётко проговорил все возможные варианты, даже самые маловероятные; описал в подробностях, что будет в таких случаях предпринято; очень доступно объяснил методологию, вкратце рассказал, почему отсеял остальные возможности. «Я люблю нейробиологию, мистер Роджерс, но ещё больше я люблю хорошие результаты. Если метод не может мне их гарантировать, то он не созрел. У нас, как бы это помягче сказать, вторые и третьи попытки, конечно, есть, но работать придётся совсем с другим случаем. Динамика, ошибки меняют динамику. А я хочу работать именно с мистером Барнсом, для меня это важно, это были плодотворные три года». Стиву менее тревожно не стало, но чётко проговоренная мотивация вносила ясность.
А ещё Марк был открыт для диалога, слушал внимательно, не боялся прямых ответов. Под конец второго часа Стиву стало спокойнее. Хэйман согласился отвести его к Баки, но заметил, что стоило бы переодеться, так как в его практике пациенты с сильным стрессом плохо реагировали на вид окровавленных друзей. Стив тогда даже улыбнулся хорошей шутке, но внутренних сил оставалось критически мало.
Короткий душ, чистая одежда из сумки — и он сидел на кровати Баки. Пока его выводили из глубокого сна, Марк рассказывал, что в лучшем случае полная реабилитация займёт более шести месяцев. Ещё что-то говорил, несомненно, важное, а Стив смотрел на Баки, слушал звуки датчиков и пытался понять, что же он упускает.
Благодарность.
Кажется, он упускал благодарность. Старк говорил, что купил лучших; теперь Стив видел, что это было правдой. Условия идеальные, видеосвязь со Стивом в любой момент, открытые для него архивы. Старк не играл с ним, не играл на публику, не требовал платы. «Пока не требовал». Пока, но Стиву казалось, что и не потребует.
Впрочем, вполне мог. И Стив плохо себе представлял, как скажет «нет», даже если Тони потребует невозможного. Потому что Баки имел реальный шанс. Сейчас Стив это видел, осознавал и не мог отделаться от мысли, что должен Старку.
И это чувство никак нельзя было назвать благодарностью.
Он сжимал плечо Баки и говорил, снова много говорил — тот не мог ему отвечать — и успокаивал: тоном, взглядом, поглаживаниями по плечу. Баки успокаивался, и вместе с ним успокаивался сам Стив. В какой-то момент Марк тихо заметил, что тридцати минут для первого раза хватит, нужно вернуть Баки в сон, иначе могут быть физические последствия. Стив кивнул, продолжая рассказывать — кажется, это уже была байка с миссии — и видел, как глаза друга закрываются, веки тяжелеют, но на его лице больше нет панического испуга. Последняя капля скатилась по трубке в вену — Стив слышал её так же чётко, как голос Хэймана — и Баки уснул.
Стив встал. Шатнуло, на секунду помутнело в глазах, но Стив собрался, и нервное напряжение отпустило. Марк вёл по коридорам, показывал исследовательские отделы, а Стив видел перед глазами уставшее лицо Баки, напряжённое — Наташи, бледное от кровопотери — Старка.
День уже не казался длинным, он просто не воспринимался как один день.
И он закончился, наконец. В Башне Старка, которую он когда-то назвал «этим уродливым небоскрёбом посереди Нью-Йорка». Они приехали вместе с Эшем — под жилыми апартаментами самого Старка в небоскребе теперь пятнадцать этажей занимали апартаменты директоров и штаб-квартира «Старк Индастриз».
Эш молчал — и Стив был ему за это благодарен. Провёл через систему охраны, дал доступ к Джарвису. Дастин был вымотан не только эмоционально, как сам Стив, но и физически — Стив это понимал и лишних вопросов не задавал. Только спросил, будет ли нужен завтра. Врачи, как они уже оба знали, отказывались выпускать Старка раньше вторника.
Эш, уже развернувший рабочий ноутбук, посмотрел поверх монитора:
— Конечно, было бы идеально показать вам «О.К.О» в официальный выходной, но Энтони не одобрит. Он хотел лично, в этом есть резон. Отдыхайте, Стивен.
— Насчёт связи с…
— Протоколы Джарвиса зашифрованы, — перебил Эш. — Пользуйтесь ими. Безопасность телефонных будок не гарантирую.
Стив был слишком вымотан разговорами, чтобы пробиваться через раздражение Дастина, поэтому просто кивнул.
— Сложный день, — внезапно произнёс Эш. — Не принимайте на свой счёт.
— Понимаю.
Он понимал. Судя по всему, Эш собирался ещё работать.
За окнами стояла ночь.
Стив в полной тишине перешагнул через сумку и прошёл в центр холла. Электрическое освещение странно сочеталось с городскими огнями за панорамными окнами. Непривычно. И ещё что-то изменилось в интерьере — Стив не мог отследить, что именно — но это ощущение не покидало. Кроме того, апартаменты были убраны, вычищены до блеска — Стив был уверен, что в спальне его ждёт свежее постельное белье, а в душе — набор средств гигиены. Его ждали. Когда Стив открыл шкаф, то понял, насколько ждали: одежда — вся его размера — была рассортирована по фасону и цвету. Как сказал Старк утром — «Я же всё не так планировал»?
«Как же ты тогда планировал, Тони?»
Стив закрыл стеклянную дверцу шкафа. Собственное отражение не понравилось.
Он уже минут десять стоял под душем просто так. Не давал воли эмоциям, приводил в порядок мысли, и это работало: становилось легче, мышцы расслаблялись, появлялась уверенность, что сон починит всё остальное. Прежде всего — критическое мышление. Усталость — плохой советчик. Завтра следовало съездить к Старку. У Стива было много, очень много вопросов.
Спальня встретила темнотой и комфортной прохладой. Стив включил свет — выключатель оказался на привычном месте — и понял, что ждали его здесь не обезличено, его ждал лично Старк: к ножке кровати был приставлен щит.
Металл приятно холодил руку, тяжесть была совершенно привычной. Уникальной. «Не копия». Копии у Стива ломались за две-три миссии. Четыре года.
Стив покрутил щит в руках, осмотрел. Никакой записки, ничего совершенно. Старк просто оставил его здесь. Настолько был уверен, что он, Стив, согласится с так и не озвученным днём предложением? «Каким, Тони?».
Стив отставил щит к стене, сбросил халат, лёг. Он надеялся, что преувеличивает из-за усталости, но картинка, складывавшаяся из сегодняшнего дня, ему критически не нравилась. Лучше бы они поговорили сегодня.
Точнее, лучше бы они поговорили вместо сегодняшнего дня.
Но думать об этом уже не хотелось.
— Джарвис, на семь утра.
— Да, сэр.
Стив сам не ожидал, что обращение к программе Старка дастся так легко. И хотя в последнее время команда часто работала с голосовыми интерфейсами, всё же Стив никогда не думал, что ему в жизни доведётся произнести «Джарвис». Произнёс. Ничего не почувствовал.
«Слишком много для одного дня».
Закрывая глаза, Стив видел панораму ночного Нью-Йорка.
В противоположном окне спальни отчётливо отражался щит.
***
Старк отошёл от наркоза где-то около пяти утра — не обратил внимания на время. Медсестра предложила обезболивающее и снотворное; от второго Тони отказался. Рука болела, голова кружилась, но по сравнению со вчерашней болью сегодняшняя казалась досадной мелочью.
Тони не выспался совершенно, но адреналин подстёгивал, и усталость почти никак не ощущалась. Она придёт позже — Тони это прекрасно знал. Не сейчас. У него были в запасе сутки, может быть, больше. Потом следовало отоспаться.
Тони потребовал планшет и телефон. Обычно работа отвлекала, но сейчас письма в рабочей почте только раздражали — пусть даже Эш разобрал то, что мог. Работал большую часть ночи, не иначе. Они вообще слишком часто в последнее время жили на работе.
Принесли таблетки. Тони выпил, спросил, какие на него планы у врачей. Ответ про вторник не впечатлил, напротив, повысил градус тревожного раздражения. Тони поймал себя на том, что высказывает его вслух девочке, которая, по большому счёту, просто принесла лекарства. Заткнулся, откинулся на подушки.
Он злился. Не на постельный режим, конечно. На себя. Чёртов срыв на кладбище — почему он его себе позволил? — не выходил из головы. Он этого боялся ещё вчера: отоспится, придёт в себя, осознает. И будет мучительно больно от своего идиотизма. Так и происходило. Тони думал, где просчитался — оправдывать себя не хотелось. И понимал, что сорвался в тот момент, когда ему показалось, что Роджерс не изменился: плёл про важность своей миссии, не признавал очевидного. Сейчас Старк видел, что всё было не так, что его личное восприятие было искажено. Реальности, однако, это не меняло, и Тони злился.
К шести утра он понял, что не протянет и дня в больнице. Тони ненавидел неопределённость; ненавидел, когда чего-то не может. Например, пойти к Роджерсу и всё рассказать; показать «О.К.О»; поговорить по-человечески. Всё вышло глупо, бездарно, и совершенно не сочеталось с картинками в голове. А память раз за разом прокручивала кладбище и Стива, который вёл себя на порядок адекватнее самого Старка.
Тони вывел из вен катетеры капельниц, встал. Голова всё ещё кружилась, но больше не тошнило. Это радовало. Перебинтованная рука фиксировалась повязкой через плечо, и это можно было потерпеть, а вот нога отозвалась резкой болью в колене. Но это тоже было терпимо, тем более по сравнению с перспективами «лежать до вторника». Стоило просто поставить временный экзопротез, добраться бы только до мастерской.
Направляясь на поиски дежурного врача, Тони знал, что силой его никто в собственной клинике держать не посмеет. Но сообщить о своих планах стоило.
Через полчаса он пил вторую чашку кофе и ставил металлические платы протеза. Привычная, рутинная работа успокаивала, но не сильно. Во многом ещё и потому, чёрт побери, что это приходилось делать одной рукой.
Тони знал, что Стив был здесь, в Башне, и проснулся час назад. Начало разговора в голове никак не продумывалось — от вчерашнего спокойствия, когда он увидел Роджерса в маске и решил подыграть, не осталось и следа. Тони нервничал. Нет, не так. Тони был в тихой панике, и никак не мог понять, какого чёрта. «Ты просто боишься всё испортить». Боялся. Но неопределённость давила больше.
Тони допил кофе одним глотком и направился к служебному лифту. Нога почти не болела.
Звонить было глупо, стоять и сомневаться под дверью — ещё глупее. Тони точно знал, что Стив не спит. Он постучал, приложил свою ладонь к сканеру и, подождав секунду, вошёл.
Роджерс, сидевший с ноутбуком и кофе на диване, удивлённо вскинул голову. Отставил кружку, напрягся. Тони тут же окинул взглядом комнату, и взгляд цеплялся за детали: тёмный город на фоне, грязная посуда в раковине — успел позавтракать? — часть щита у стены спальни, приоткрытый шкаф. Стив Роджерс. Молчание затягивалось.
— Я смотрю, ты освоился. Мне обещали, что приведут комнату в порядок. Как оно?
Глупый вопрос, он понимал, но ничего умнее на языке не вертелось. Стив хлопнул крышкой ноутбука.
— Неплохо. Освоился, — он посмотрел внимательно, почти спокойно. — Почему ты не в больнице, Тони?
— Потому что там невозможно, — Тони подумал, как сформулировать поточнее, но выходила ерунда, и он сказал, как есть: — Невозможно раздражает всё. Я хочу поговорить с тобой. И хочу нормально работать, и Эшу там своей работы хватает. Мне к понедельнику нужно быть в форме. Много встреч по бюджетам, и ещё презентация Вашингтоне. Не уверен, что успею, но бездарно продалбывать тоже не…
— Тони, — Стив прервал, и он замолчал.
Действительно. Он нёс чушь. Правильную, и, что самое ироничное, правдивую, но чушь. Он же не за этим сюда пришёл.
Но выйти диалог так и не получалось. Старк прошёлся по комнате, остановился у окна, бросил взгляд на бар. Если бы тот был пуст, проблема отпала бы сама собой, но в баре нашёлся коньяк, и было трудно удержаться от четверти стакана. Стив ждал. Тони наконец сел напротив.
— Перед тем, как я начну, у тебя есть вопросы?
— Да, — Стив взял свою кружку, посмотрел в упор. — Как ты?
— Сносно, — Тони неопределённо повёл плечом. Этот ответ становился самым популярным за последние сутки. — И про вред алкоголя после сердечного приступа слушать не собираюсь.
Но Стив молчал, и Тони понял, что если не перейдёт к делу сейчас, то не перейдёт никогда.
А ведь он планировал обставить это красиво — в операционном зале, во всей красе проекта, чтобы Роджерс восхитился проделанной работой, масштабом, перспективами. Вместо этого Тони вертел в руке коньяк на утро после попытки своего убийства и понимал, что Стив вполне обоснованно может его послать. Фокуса не получилось, кролик, на самом деле, сдох задолго до выступления.
— Ты ушёл тогда, и знаешь — это смешно сейчас вспоминать — но я сидел в нашем общем холле, смотрел на пустые кресла и понимал, что я упустил куда более важное, — Тони сделал глоток.
Помолчал, отставил стакан и потер лицо руками.
— Нет, на самом деле, история длиннее. После вашего ухода… В общем, прошло месяца три. Или четыре.
Слова не подбирались. Он отчетливо помнил это ощущение пустоты, которое испытывал тогда. Пеппер ушла полугодом ранее, Роджерс, Романофф и Бартон ушли теперь. Он не мог сказать, что у него не осталось ничего — у него оставалась компания; но у него не осталось никого.
Вот только объяснить это Роджерсу словами оказалось очень сложно.
— Однажды… В общем, там были документы на столе, с кофейными разводами от чашек. Я взял один, перечитал два раза и ни черта не понял. А это был отчёт Эша о свёртывании проекта. И на нём стояла моя подпись, Стив, а я не знал ровным счётом ничего.
Тони смотрел на Роджерса и рассказывал — теперь это оказалось проще, чем он себе представлял.
Ему нужно было заполнить пустоту, оставшуюся на месте того, что ещё недавно было его жизнью. А единственным доступным исходником у него была компания.
Тони тогда обнаружил, что половина его разработки уволилась ещё пару лет назад, а те, кто остался, были совершенно безынициативны — только такие, оказывается, могли его терпеть. Эша он выцепил случайно — тот был одним из тех немногих, кто работал вопреки Старку и, как потом открыто сказал, считал его помехой для будущего компании. Неделю спустя Тони предложил ему должность операционного директора. Эш согласился. С условиями. Одно из них было весьма лаконичным — не быть мудаком. У Тони до сих пор не выходило соответствовать до конца.
Стив слушал, не перебивая. Тони поймал себя на том, что вот так, целиком, он не рассказывал это всё никому. А Роджерсу оказалось легко. Он понял, что рассказывает, как выбивал бюджеты госзаказов, но натыкался на твердолобых кретинов-чиновников. Хотя казалось бы, где Роджерс и где бюджеты… Но тот слушал, слушал внимательно, и Тони продолжал говорить.
В какой-то момент ему намекнули, что Стив Роджерс последнее время слишком активен, а Тони всё ещё не обозначил свою позицию достаточно чётко для того, чтобы передавать ему государственные заказы. Это звучало мерзко, особенно под взглядом Роджерса — оно, впрочем, и было мерзко, но Старк пережил это ещё тогда, ценой похмелья и двухнедельной головной боли, но пережил.
— Я знал, что хуже вам от моих пиар-акций не станет, а эти заказы мне действительно были нужны. Это сейчас я могу диктовать им условия и выкатывать миллиардные проекты, но тогда мы балансировали на грани, и я… — Тони задумался. — Нет, не оправдываюсь. Объясняю. Но важно не это.
Важным было то, что он действительно втянулся. Не в пиар — в операции Роджерса. Следил, изучал и в какой-то момент понял, что всё это не имеет смысла. Десять спасённых против тысячи убитых по всему миру, и проблема была не в команде Стива. В ресурсах. И спустя ещё почти год Тони понял, что видит решение. Чисто инженерное. Изящное и смертельно опасное в чужих руках. Архивы Щ.И.Т.а подтвердили, что проект можно реализовать.
Тони назвал его «О.К.О».
— Это лучшее из того, что я создал. Мы создали. Знаешь, ещё один смешной момент — работать в команде оказалось не так паршиво, как мне казалось раньше. Ты помнишь меня ещё совсем конченым эгоистом, верно? — Тони хмыкнул. Себя он таким точно помнил. — Мне говорят, я стал лучше. Не знаю. Поработаем — посмотришь. Я всё же надеюсь, что поработаем.
Тони собрался с мыслями. В рассказе про «О.К.О» нельзя было допускать ошибок.
— Мы создали систему, которая обрабатывает, хранит и анализирует терабайты данных в секунду. Самая лучшая разработка Щ.И.Т.а позволяла только собирать эти данные, худшая — находить конкретных людей по кодовым словам. Очень примитивно. Пещерный век, если честно — они настроили фильтр на слово «гидра». Я не шучу. Проект «Озарение», ты помнишь, — Стив медленно кивнул. — Наш проект может несоизмеримо больше. «О.К.О» — нейросеть, способная собирать потоковые данные со всей электроники на планете, искать связи и выдавать вполне конкретный результат. Если без технических подробностей, Стив — «О.К.О» в теперешнем варианте может предвидеть теракты до их проведения, прогнозировать количество жертв, делать приоритизацию. Осечек в релизе не было.
Тони залпом допил коньяк и замолчал. Посмотрел на Роджерса. Понял, что как-то морально выдохся. В его прекрасном, выверенном до финальной речи плане не было ничего из того, что сейчас было сказано. Потому что сейчас Тони говорил правду, а она без шлифовки всегда звучала нескладно и тяжело.
— Я помню «Озарение», — Стив подался вперёд, поставил пустую кружку на стол. Помолчал секунду, тяжело добавил: — И Альтрона.
Тони ожидал чего-то подобного. Сыпать техническими терминами не хотелось. На столе лежал оставленный Роджерсу планшет, которым тот, конечно, не воспользовался. Тони взял его в руки, открыл нужный файл.
— Нейросеть не имеет личности, это просто программный код, Стив. Я восстановил Джарвиса, да, но он не интегрирован с «О.К.О». За проектом стоят люди. Смотри, — Тони спроецировал слайд с планшета. — Это алгоритм приоритизации и его сбои на протяжении двух лет. Но мы видим эти сбои. «О.К.О» не принимает решения, оно лишь отображает информацию, конечное решение — наше. Это просто очень большое информационное табло.
— Чем оно принципиально отличается от Альтрона? Или с Альтроном случился сбой?
Стив не понимал. Тони покрутил в руках стакан, снова потёр ладонями лицо. Это было чертовски трудно объяснить человеку без технической базы, а он, оказывается, совершенно отвык это делать.
— Я хотел, чтобы Альтрон сам принимал решения. Масштабная плохо формализованная задача, огромные массивы данных, необходимо учитывать множество изменяющихся переменных и реагировать на них… Ну, знаешь, — Тони не знал, как подобрать слова, — искусственный интеллект, это казалось очевидным решением. И очень заманчивым. Придётся сказать прямо, да? — Старку было смешно от себя прошлого и больно от собственных ошибок. Наступать на горло эго, признавать ошибки — всегда больно. — В Альтроне не было сбоя. Он был так написан.
Стив напряжённо молчал, думал, смотрел прямо в глаза.
— Почему «О.К.О» однажды не начнёт принимать решения?
— Стив, — внутреннее напряжение не отпускало. — Оно не сможет. Технически — никак. Тостер не может принимать решения, а по сравнению с Альтроном «О.К.О.» реализовано на уровне тостера. Намеренно. Данные на вход — данные на выход. Ничего больше. Тебе придётся мне поверить. Или я запру тебя в этой комнате с теорией машинного обучения и исходниками «О.К.О», — Тони выпустил пар, хмыкнул, прикрыл глаза на секунду, тихо добавил: — А потом ты втянешься, найму консультантом, забавная выйдет история.
Роджерс встал, подошёл к окну. До рассвета было несколько часов, и комната отражалась в панорамных окнах. Стив стоял спиной, но Старк видел отражение его лица. «А ведь ты устал, Кэп».
Ему позвонили. Это был Роберт, Тони отвлёкся на мгновение, чтобы написать вежливое сообщение с извинениями.
— Ты хочешь моего участия в проекте? — наконец спросил Роджерс, оборачиваясь.
— Если вкратце, то да.
— Нет, — Стив покачал головой.
Секунда молчания была для Тони очень долгой.
— Никаких вкратце. Расскажешь всё.
Тони кивнул. Стив ощущался очень рабочим, и это было лучшее, на что Тони мог рассчитывать.
Да, в его прекрасном, замечательном и утопичном плане Роджерс уже благодарно кивал и связывался с командой. Но в реальности было утро после паршивой ночи, дико болела рука, тошнило, и Стив — совершенно освоившийся в реалиях нового мира Стив — не спешил принимать решение.
— Хорошо. Пойдём, — Тони встал, колено отозвалось болью. — На живых примерах получится лучше.
Стив молча оттолкнулся от окна, и Тони понял, чего ему так критически не хватало — диалога. Любого. Стив больше не спорил, не бросался громкими обвинениями, не декларировал бойскаутские ценности. Роджерс слушал и задавал наводящие вопросы в паузах, не делая никаких — в особенности, поспешных — выводов. Это оказалось таким сильным контрастом с прошлым опытом, что Тони удивился.
И ни на йоту не успокоился. Потому что такого Стива он не знал. И возможные варианты будущего, основанные на ставшем совершенно бесполезном плане, рухнули окончательно.
Тони вышел в коридор, зная, что Стив последует за ним.
Молча. Пока — молча.
